В искусстве Петербурга Боремир Бахарев присутствует как мерцающая время от времени звезда: загадочные, лишенные периодичности появления (проявления) его произведений на выставках и в городской среде, оставляют впечатление глубокой, лабораторно-выверенной работы требовательных к себе глаза и ума, но впечатления разрозненные. Как будто от зрителя, желающего проследить ход мысли художника, скрыта вся цепь рассуждений и поисков, да и то, как сформулирована задача тоже остается только гадать. Бахарева, занимающегося дизайном и его преподающего, в художественных работах занимают тонкие материи: игра света на плоскостях, организация поверхности, конструкция, неочевидные параллели в соотношениях содержания произведения, контекста и пластики. Материальность его работ подспудно сообщает, что сделаны они неторопливо, взвешенно, добротно, без показухи. Это, и нежелание художника «приписаться» к коммерческой галерее, поставили искусство Бахарева в слепую зону вернисажных завсегдатаев. Сладкая кейтеринговая отрыжка и заученное самодовольное выражение фигуры, не способствуют вдумчивой медитативной концентрации, которая необходима при столкновении боремировским художественным методом.
Для Негосударственного Нерусского Музея художник подготовил новую серию произведений, связанных с рецепцией структуры, структурализма и минимализма. Несколько квадратных ассамбляжей с субтильной визуальностью, рассказывают о непростых отношениях подтека, шарика и струны в стране белой эмульсионки. Для автора трепещущие в воображаемом вакууме пропорции, тени и легкие отклонения очевидно важны; его взгляд пристально сфокусирован на них. Может ли зритель разделить эту поглощенность и концентрацию?

Такое искусство надо бы выставлять в стерильном white cube, но где же его взять в современном мире, наполненном огнем, мечом и битым кирпичом? Да и сама мечта модерниста о чистом пространстве для чистого восприятия себя дискредитировала и ощущается как крайнее кощунственное равнодушие к искрящим социальным отношениям, окружающему горю и болезненной трансформации мира. К тому же нет ощущения, что автор выхолостил свои изыскания до состояния дистиллированной формы. В гипнотической пустоте произведений Бахарева мерещится безэмоциональная констатация шаткости, хрупкости и ранимости, растворенных в окружающем воздухе.
Поэтому экспозиционно-выставочным отделом НеНеМу было принято решение построить пространственное решение выставки, в виде фиксации последствий посещения музея минимализма условным Годзиллой. Напряжение между эстетикой брутального вторжения и самоуглублённой пластической рефлексией на его тему, надеемся, помогут зрителю сконцентрироваться на тихом художественном высказывании Боремира Бахарева.