Владимир Яшке утверждал, что попал в психиатрическую больницу без всяких на то оснований. Влиятельные родители возлюбленной направили его туда якобы за антисоветчину — на самом же деле (или согласно легенде Яшке) просто не желали знаться с начинающим художником, студентом московского Полиграфа, и стремились во что бы то ни стало оградить от него свою дочь. Таким образом в начале 1971 года Яшке оказался в «пятнашке», московской психиатрической больнице на Каширском шоссе, которую десять лет спустя вписал в историю искусства и литературы другой ее пациент, художник и писатель Андрей Монастырский. Следующие несколько лет Яшке отмечался в психдиспасере в Севастополе, а иногда был вынужден и оставаться в нем на пару месяцев. Все это время он, конечно, не переставал рисовать.

Рисунки шариковой ручкой, созданные Яшке за четыре больничных сезона — в Москве и Крыму, — едва ли можно охарактеризовать как ар-брют. Это и техничные штудии отдельных объектов (такие «портреты вещей» выполнял и Михаил Врубель в лечебнице для душевнобольных), и линеарная графика, демонстрирующая степень влияния на Яшке Анри Матисса. Некоторые листы, впрочем, отмечены суетливостью и наивностью на грани непрофессиональности, часто характерных для работ художников-аутсайдеров. Каким бы ни был диагноз Яшке (а остаться без диагностированного расстройства в советской психиатрической клинике не представлялось возможным), на каком бы отделении (пусть даже на так называемом «санаторном») не отбывал он свой срок, больница типа «пятнашки» неизбежно сулила инъекции транквилизаторов и, как следствие, измененное состояние сознания, линии, штриха. Его рисунки — свидетели как внутренних изменений, так и бытовой рутины. Яшке изображает и столь важную для лечебницы курилку, и трудотерапию, и гигиенические процедуры, но чаще всего оказывается окруженным сонмом спящих. Страшно засыпать сегодня —

Не проснуться завтра страшно.

Традиция набросков в психиатрической больнице может рассматриваться как вид эго-документов, рисованный дневник. Яшке такая форма не чужда: он вел дневник в юношестве, испещрил блокнот рисунками и подробными записями, когда в 1994 году отправился в Германию («Берлинский дневник» издан в 2010 году), а с 1989 по 1997 годы создавал иллюстрированную автобиографию, включающую в том числе галерею портретов собутыльников. В больницах художник также внимателен к лицам, судьбам, характерам окружающих его людей. На некоторых листах он оставляет краткие справки о профессии, диагнозе, положении в иерархии внутри медицинского учреждения. Так Яшке создает собственную картотеку пациентов, альтернативный бертильонаж, так он пишет от первого лица историю и своей «болезни». Шариковая ручка и карандаш в условиях агрессивной среды и при возможных медикаментозных манипуляциях помогают сохранить и «материализовать» мышление. Кроме того, и ручка, и карандаш в руках художника позволяют переприсвоить письмо — основной инструмент дисциплинарных пространств. Согласно Мишелю Фуко, письменность существует для того, чтобы регистрировать все действия индивида, чтобы передавать информацию по всей иерархической лестнице и, наконец, чтобы всегда иметь доступ к этой информации и тем самым соблюдать принцип всевидения. Наблюдательный рисунок Яшке, его больничный дневник, искренний в его предельной субъективности, вочеловечивает систему знаков обратно. Во времена, когда действуют практики внесудебного преследования граждан, когда неясно, по какую сторону от ворот лечебницы сильнее подминает волю транквилизирующий яд, свидетельства художника оказываются самыми достоверными.