Недавно у Виталия вышла книга «Сад». На выставке представлены работы, не вошедшие в издание, маргиналии, ранее не выставлявшиеся.

Пушницкий всегда боролся с искушениями и наваждениями современности. Как Зенон в своих апориях, он последовательно убеждал себя и зрителя, что сложный, противоречивый, нервный ход времени, бесконечные смены контекста, изменчивые смыслы, стоящие за словами, разные способы говорить и думать о текущем моменте, в каждой точке могут быть сокращены, как математическое уравнение.

А в ответе всегда получится «Вечность» и несколько базовых неконвенциональных понятий: Дух, Жизнь, Качество, Гармония, Пространство и Время, Мужское и Женское, Тьма и Свет (все с большой буквы). Остальное обретает свой истинный масштаб в смерти: архитектура – в руинах, империя — в упадке, человек — в надгробном камне, дискуссия — в тишине опустевшего зала. Непросто было художнику держать эту высокую идеалистическую екклесиастову ноту. Среди дискурсов современного искусства она звучала странно, почти обсценно. Но вот смерть и упадок международного значения догнали искусство Виталия, и на их фоне то, что недавно выглядело эскапическим, консервативным, патриархальным и маскирующим вопрос о неравенстве и привилегиях, раскрыло свой терапевтический потенциал.

Тайный сад, о котором повествует художник — это пространство, место, расположенное вне всепроникающих ужаса, беспомощности и вины. Надеждой на существование такой локации выживает и исцеляется затерроризированная душа, мечущаяся в посттравматическом лабиринте. Колебания красочного поля, образующие сумеречные природные ландшафты на грани различимости, помогают верить в возможность роста, прорастания, будущего зарастания ран, полей сражений, империалистических институтов… Пушницкий, как индеец Никто из фильма «Мертвец», отталкивает от берега лодку со зрителем, приговаривая: “This world will no longer concern you”..